Волосы дыбом!

Жизнь подарила мне моменты, которые помогли придать реальность многим крылатым выражениям…

Как-то на Кавказе, когда мы с Борисом Феденёвым заканчивали явно авантюрный, а потому и неудачный поход, обстоятельства наглядно продемонстрировали, что это такое – «волосы дыбом».

Мы уже возвращались, не сумев преодолеть (потеряли тропу) чересчур заснеженный в тот период Главный Хребет. Рюкзаки были ещё полны всяких припасов, и мы, спустившись в зону лесов, решили «покайфовать»: пожить на берегу ручья в своё удовольствие, «слившись» с уже начавшей пробуждаться природой. Тем более что снег там уже стаял, погода наладилась, солнышко пригревало…

Удобно поставили палатку, расчистили возле неё полянку – чтобы не запинаться о валявшийся всюду валежник. Который мы, кстати, даже для костра не сгрудили: решили кашу варить и чай кипятить на плитке с сухим горючим: не нести же его обратно! Сидим на толстенном стволе давно поваленного дерева – отходим от разных передряг, в которые до того попадали по глупости и неопытности. Вспомнишь – и дрожь берёт!..

Но сейчас же – совсем другое дело. Благодать! А отдохнём, придём в себя окончательно – и вообще заживём в удовольствие. Хоть на неделю – рюкзаки от припасов облегчим. А может, и новыми разживёмся: в ручье наверняка форель водится, а рыболовные принадлежности, как полагается солидным туристам, мы, разумеется, взяли…

И вот я в таком благодушном настроении решил, несмотря на уже начинавшиеся сумерки, прогуляться вверх по ручью: присмотреть место для будущей рыбалки.

Заросли неожиданно сгустились – тропа стала на некий тоннель похожа. Хорошо,что от полянки ещё не отошёл! И вдруг…

Этот момент я потом много раз пытался описать в разговоре о том походе и тем более – «изложить на бумаге»: для самого себя – на память, а не для того, чтобы на кого-то «эффект произвести». То есть, ничего не придумывал – не приукрашивал. И с полной самокритичностью признаю (опять-таки – ведь только же для себя: перед самим собой), что мне это ни разу в достаточной мере не удалось.

Так вот, вдруг я услышал – буквально перед собой! – могучий, исполненный злобой, грозный звериный рык: медведь шёл навстречу мне, и мы чуть не нос к носу столкнулись! Именно этот рёв и не могу описать, потому как ведь сравнить его – не с чем. И более того: именно возможные сравнения всё дело и портят:

- Да, представляю, как мы с внучкой были в зоопарке, и медведь напугал нас своим рычанием.

Мне эти моменты тоже автоматически вспоминались, но как пример того, что рычание медведя в клетке и его «приветствие» на лесной тропе – нечто совершенно не сравнимое. Рык хозяина леса, недовольного тем, что кто-то посмел ему помешать, это «совсем из другой оперы»! А если серьёзно и проще – это «боевой клич» безжалостного, кровожадного, жестокого хищника, наверняка помогающий ему парализовывать страхом жертвы, лишая их способности не только к сопротивлению – к элементарному паническому бегу.

Меня, к счастью, он не парализовал: наверняка не от моей храбрости, которой и в помине не было: просто мы были из разных миров. Я, во всяком случае, не имел в подсознании «парадигмы действий»: вот, скажем, если бы на меня начальник голос повысил… А тут даже некий самоанализ сработал: автоматически мелькнуло в подсознании, что ведь «кровь-то в жилах – не застыла», хотя… Опять же автоматически подсознание «засвидетельствовало»: бог мой, ведь волосы-то не просто дыбом: на них фуражка офицерская полевая – приподнялась!

Эта деталь не просто запомнилась: в память впечаталась! Более того, хорошо помню, как фуражку ту я машинально поправил (не потерять бы) и, развернувшись, в полной мере использовал когда-то заложенный природой другой «рудимент»: оказался возле дремавшего на бревне Бориса буквально в мгновение ока.

- Медведь!

Борис столь же мгновенно всё понял по моему виду и стремительно метнулся к палатке: там в чехле висело его ружьё: конечно, в разобранном виде. Но опять-таки я подумать ничего не успел, как он выскочил из палатки, вставляя в ружьё патрон.

- С жаканом?

- А как же!

Дело в том, что когда мы спустились до зоны лесов, Борис держал ружьё наготове, заряженное дробью, куропатки несколько раз с шумом выпархивали при нашем приближении, не подпуская, однако, на выстрел. Но по паре патронов с жаканами были и у нас в карманах штормовок «на всякий случай»…

Теперь, вооружившись, мы осмелели. Борис даже занял «огневую позицию» перед тропой, но «хозяин леса» больше не появлялся и даже не рычал. А зачем? Без толку-то! Мы поняли, что он, только что поднявшись из берлоги после зимней спячки (дело было в середине апреля), спускался по лесной тропе к «зоне лугов», где как раз уже паслась на молоденькой травке отара овец. А мы ему помешали. Вот он на меня, окаянного, и рыкнул!..

…Мы, несмотря на сгустившиеся сумерки, собрали в кучу валежник, разожгли нехилый костёр, взвалили на него несколько с трудом притащенных полусгнивших стволов упавших деревьев и… И! Плотно поужинав тушёнкой, которую, не жалея, запивали спиртом НЗ (и его назад не тащить же!)… улеглись спать в палатке.

Никакого дежурства по очереди! Ведь костёр действительно дотлел до утра, а медведи, сколь ни грозны, запомнили, что с огнём у человека – лучше не связываться…